Наверх
Крис_Аивер, 35 - 18 мая 2007 09:07Отредактировано:18.05.07 09:08
...приемной комиссии ВГИКА. Здесь правда. Но настолько поверхностная, что мама не горюй... Не упоминается ни одной личной ситуации, исключительно жизненно-обучабельные. Но все равно забавно получилось.[/COLOR] С крыши видно далеко, а слышно плохо. Но ведь на ветер можно просто наплевать и наблюдать за тем, как гнуться ветви деревьев. Это банально, но иногда мне даже кажется, что красиво. В данный момент наступает утро 15 мая 2007 года, спят жильцы незнакомого мне дома, на крыше которого я сижу, шумно носятся по улицам знаменитые на весь район свихнувшиеся байкеры и на них лают большие и старые дворовые собаки. Байкеры их, конечно, не слышат – байкеры слушают дорогу. А собаки – себя. Собаки любят лаять даже на безобидных велосипедистов. Я только что пришла с берега реки, где когда-то пообещала появляться хотя бы раз в год и теперь жду, когда откроется метро. Но ждать около станции непривычно и душно, к тому же, если играть на гитаре, то с крыши жильцам не слышно и никто не будет выходить, ругаться и объяснять мне, что Курт Кобейн был наркоманом. Я и сама это знаю, но почему-то квадратные мужики в рваных тельниках с сигаретами типа «козья ножка» в зубах все время кричат, что играть надо тише, а «Нирвана» испортила кровь русской молодежи. Не смотря на то, что я играю только свои песни… Крыша уже прогрелась и можно лежать на спине, слепо перебирая струны и мурлыкая под нос тихую мелодию. Но меньше чем через час откроют метро, я придавлю кипу рисунков планшетом, засуну рассказы в гитарный чехол и сделаю еще один шаг под землю. В направлении совершенно необъяснимой весенней скуки и совсем привычной неизвестности. Но это – меньше чем через час. А пока можно лежать на спине и перебирать ворох мыслей. «Я случилась для этого мира в прохладную пятницу двенадцатого ноября 1989 года. По крайней мере, так принято считать, хотя мне всегда нравился общеизвестный факт того, что врачи понятия не имели, когда именно я родилась: в одиннадцать пятьдесят девять или все же в двенадцать часов нового дня ровно. Мир встретил меня приветливо и радушно, как и положено – в час моего рождения небо взорвалось полнолунием и первым в том году снегопадом. Шесть лет спустя, я сделала потрясающее открытие: психолог, рассматривавший детишек-первоклассников перед тем, как позволить им войти в школу, смущенно сообщил отцу, что характер у меня «нордический». Я громко фыркнула на психолога и спросила у папы, что тот имел в виду. Объяснение, полученное мною, звучало так: Это – школа, здесь надо общаться с другими и читать то, что говорит учитель! Я осталась страшно довольна ответом и всю дорогу домой выясняла у отца, почему взрослые бояться «выделиться из коллектива» и считают, что «все дети должны быть шумными». Убедиться в этом окончательно мне удалось посредством преподавателя пения, который просто сходил с ума от присутствия в хоре девочки с низким голосом. До девятого класса я училась в бесплатной школе, где мелкие, а потом и крупные потасовки редкостью не считались. Классы состояли в основном из мальчишек, главной задачей которых было «Потравить Ближнего Своего». Или дальнего – чужие металлические и пластмассовые пеналы в другой конец класса летали замечательно. Поговорить можно было только с парой-тройкой ребят, в ужасе исчезавших во время перемены под партами или в раздевалке. Походив некоторое время в недоумении, и увернувшись от собственного рюкзака, я приняла решение спросить совета у мудрецов. На вопрос «Что делать, если одноклассники дерутся?» ответ я получила такой же твердый и уверенный, как и в первом классе: Если кто-то тебя обидит или возьмет у тебя что-то без спроса, немедленно скажи учителю! Отхватив на следующее утро хорошего щелчка линейкой и разыскивая пропавший без вести рюкзак, я начала задумываться о том, что папы могут ошибаться… Самозабвенно вычислив нарушителя моего спокойствия, я дипломатично сообщила ему о возможных мерах наказания. Одноклассник Санька, которому никогда не нравились мой курносый нос, рыжие волосы и футбольный клуб «Локомотив», просьбам не внял, скривил мину, замахнулся пакетом со «сменкой» и… получил потомственно хорошую затрещину. Из кабинета учительницы я выходила героиней и под восторженный писк одноклассницы Наталки обещала защищать всех и, если надо, в одиночку. Через пару-тройку лет драки в школе стояли недюжинные, кого-то отправляли в «детскую комнату», кто-то тихонько терпел или жаловался родителям, а кто-то и вовсе ревел в голос. Но, не смотря на все явные недостатки наших классов, вечная борьба с однокашниками сплотила накрепко небольшую компанию местных «спартанцев». Меня, хрупкого бывшего лицеиста Олега, огромного восьмиклассника Николу и маленького вертлявого Антошку Тихомирова. Мы увлекались историей, читали стихи декадентов и символистов, обожали научную фантастику, занимались футболом, тхэквандо и намеревались сбежать из школы сразу после того, как я закончу девятый класс. Как и поступили. За год до того, как я попала в десятый класс «Центра Образования 1089 «Коллаж», как гордо называлась художественно-театральная школа, которую я окончила, успела завершиться «семилетка» моего обучения в музшколе имени Андреева. Самоотверженно сдав экзамены по всем предметам на «хорошо - отлично», я еще год шарахалась звуков фортепиано и обходила свой инструмент любыми окольными путями. А вот за гитарой, рисованием и в клубе боевых искусств я проводила большинство своего времени. [COLOR=red]ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАХ[/COLOR]
Добавить комментарий
Комментарии: 4
Крис - ты сама словно персонаж своих рассказов. Теперь понятно, почему тебя так называют близкие)))
кошка хочет курить, у кошки намокли уши. кошка хочет скулить , ей как и собаке хоть кто-то да нужен. над кошкой плывут облака , московские звезды щекочут лапы . хотя бы немного молока и можно быть сильной, но нужно быть слабой . кошка меняет цвета черный уже не носит. В ядерно-солнечном прячет себя , в темно-синем себя уносит. кошка не пишет стихи, и а дамские штучки как фига в кармане . кошке плевать на духи , она хорошеет с годами .
Особенно если учесть, что благодаря фанатизму и другу-гитаристу Владимиру Германовичу, мне удалось отбить у противника звание дипломанта молодежного бардовского конкурса.
Всевозможного вида стихи, рассказы, пьески и сценарии строчила со скоростью света вся наша небольшая компания. Практически отрываемые от сердца «творения» мы с восторгом читали друг другу, выкладывали в интернет - журналы, дарили на дни рождения, а лицеист Олежек страшно гордился громкой фамилией «Стругацкий». Я же, в свою очередь, по-тихому радовалась путевке в Евпаторию, врученной мне за первое место в Московском литконкурсе. Но вот учиться «по специальности» из нас не пошел никто. Разбежавшись по разным Вузам – «строгановка», Ярославская военная академия и два театральных института – мы продолжали обсуждать собственное творчество по выходным и телефону. Из Москвы я уехала почти сразу после выпускного вечера, который провела не в скучной кафешке, а на лесном острове около реки с друзьями, солнцем и рюкзаком, так что общаться каждый день было затруднительно… В институте я проучилась год. Меня интересовала культурология, история театра, актерское мастерство, а вот эвритмия приводила меня в тихий ужас. С отвращением глядя на полупрозрачные белоснежные платья, в которые меня пытались одевать и совершенно не понимая смысла рисования слов телом, я тихо выла сквозь зубы и была в этом совершенно не одинока – длинные белые рубашечки приводили молодых людей с моего курса, мягко говоря, в недоумение. В роли защитника индивидуальностей выступал преподаватель мастерства Игорь «Владимыч» Лысов, и когда в середине года он ушел из академии, терпение лопнуло у всех. Ушло почти три курса. Жизнь слишком странный и циничный зверь, чтобы ее можно было полно и правдиво описать на бумаге, не боясь ни пафоса, на сухости, ни глупых фраз, ни только много лет назад понятных эмоций. Поэтому все вышесказанное – скупая выжимка из особенно заметных стороннему глазу событий. Дальше начинается тот темный лес, который не в силах разобрать подчас даже я сама. Потому на этом месте и имеет смысл окончить рассказ о том, сколько всего может поместиться в голове выпускника бесплатной школы, если к одному его желанию «другого», «необычного» и «созданного им самим» можно легко подключить небольшую электростанцию… Сейчас мы с Олегом готовимся к поступлениям в новый институт, и…»… От звонка будильника ручка почти подпрыгивает на листе бумаги, оставляя на нем длинную черную полосу. Я убираю черновик в карман рубашки, спускаюсь с крыши с гитарой наперевес и, огласив улицу громким довольным зевком, медленно иду по направлению к метро «Октябрьское Поле». |