Наверх
Глафира, 89 - 20 мая 2012 13:09Отредактировано:03.05.13 20:07
[SIZE=+1][FONT=Times][COLOR=#007F0F]"Памятники города".[/COLOR][/FONT][/SIZE] [SIZE=+1][FONT=Times][COLOR=#007F0F]"Что делают в Санкт-Петербурге кот Елисей и кошка Василиса?".[/COLOR][/FONT][/SIZE] Когда Вы будете гулять по пешеходной улице - Малая Садовая, а там Вы будете обязательно ( в качестве туриста или гостя) , ведь Вас обязательно приведут к вновь открытому Елисеевскому магазину, так вот, убедительно прошу ВАС не спешить, а внимательно посмотрите по сторонам, на тротуары, на интересную архитектуру домов и их стены. Оказывается... http://shkolazhizni.ru/archive/0/n-36227/ София Варган, 9.05.2010
Добавить комментарий
Комментарии: 22
Правда, от всего этого Ленинграду было не легче. В первых числах сентября 1941 года в городе было достаточно продовольствия, чтобы прокормить не только собственное население, но и беженцев из соседних районов.
Но очередная некомпетентность – и от Бадаевских складов остались только дымящиеся воронки. Все бы ладно, бомбежки и артобстрелы для осажденного города – явление почти обыденное. А вот то, что все запасы продовольствия оказались сосредоточены в одном месте, что их не распределили по разным складам, не перевели в подземные хранилища, недоступные никаким бомбам и снарядам, – это однозначно проявление некомпетентности. И если уж по справедливости, то товарища Жданова следовало бы расстрелять по законам военного времени – за злостное вредительство. Но опять же, это – другая история. Результат утраты Бадаевских складов оказался для города катастрофичным. Практически сразу начался голод. Положенного пайка не хватало. Да и сложно его было назвать сбалансированным питанием. Ели все, что хоть отдаленно напоминало еду. Да, мы не скроем: в эти дни мы ели землю, клей, ремни; но, съев похлебку из ремней, вставал к станку упрямый мастер, чтобы точить орудий части, необходимые войне. (Ольга Берггольц, «Голос блокадного Ленинграда»)
[B]И тем, кому доставалась ременная похлебка или оказывалось, что в соседней квартире обои клеили мучным клеем, еще повезло.[/B]
Съели и собак, и кошек. Случалось, что ели не только домашних животных. Люди, сходящие с ума от голода, добирались и до незахороненных трупов – в блокадную зиму, когда не работало отопление, а морозы были удивительно жестокими (генерал Гудериан под Москвой в ту зиму обнаруживал на термометре -55°С, о чем незамедлительно сообщал в Берлин), далеко не всех умерших хоронили. Да и сил для этого не было. Город умирал. Да, дымились трубы Путиловского завода, безумно раздражая осаждающих – ведь на этом заводе производили те самые снаряды, которые помогали сдерживать блокадное кольцо. Да, радио Ленинграда передавало радостную, бравурную музыку – и один из немецких солдат, услышав бодрую песню, записал в своем дневнике: «Я боюсь их. Мы все умрем здесь!». Но на улицах падали от истощения, а трупы, лежащие в сугробах, уже не вызывали ни у кого не только страха, но даже и удивления
[B][U]Когда умирают люди, наступает крысиное царство.[/U][/B]
Это какой-то закон природы. Крысы чувствуют слабость, они наглеют, собираются стаями, нападают. Крысы в осажденном Ленинграде стали настоящим бедствием. Уж им-то еды хватало. Незахороненные трупы – чем не еда для крыс. Ну а стаей можно напасть и на живых, ослабленных голодом. Крысы плодились и размножались на развалинах осажденного города. Давно подмечено, что люди по большому счету не умеют сражаться с крысами. Отравить несколько крыс, которые завелись в подвале, это одно, а вот избавиться от целой крысиной армии… Выжившим людям грозили эпидемии. Для уборки трупов назначались [B]субботники[/B]. Например, 8 марта был объявлен женским трудовым днем, и все женщины, у которых хватило сил, вышли на городские улицы, чтобы разбирать завалы и убирать трупы. Но от крыс не могли избавить ни субботники, ни танки. А крысы – это не только падальщики, это потенциальные эпидемии. Рядом с человеком всегда было животное, которое охраняло его от крысиного нашествия. У мышиной норы Лежат крючья остры. И повисли, горя, Два зеленых фонаря. [COLOR=red]Но ленинградских кошек съели еще в самом начале блокады.[/COLOR] Что уж говорить о [B]1943[/B] годе. [B]Вряд ли к моменту прорыва блокады в городе оставалась хотя бы одна кошка.[/B] Зато крыс было множество. И тогда Ленсовет постановил завезти в Ленинград кошек.
Первая кошачья мобилизация прошла в Ярославле. Дымчатых и полосатых, рыжих и черных – их везли в вагонах, а ленинградцы дожидались кошек, как спасения. [SIZE=+1][U]Тот, кому доставалась кошка, считал себя счастливчиком. Ну а если кошка еще приносила котят – это было просто чудо. Ведь в Ленинграде 1943 года за котенка платили 500 рублей (для сравнения: зарплата сторожа – 120 руб., килограмм хлеба с рук – 50 руб.)[/U].[/SIZE]
Ярославские кошки достойно встретили врага и смогли дать ему отпор. Крысы поутихли, но избавиться от них не удавалось. Просто не хватало кошек.
И к концу войны в Ленинград приехало еще 5 тыс. кошек – на этот раз из Сибири (недаром потом именно в Санкт-Петербурге была выведена на основе сибиряков невская маскарадная кошка – генетического материала хватало).
Интересно, что зимой 1941 под Москвой войска пополнялись тоже сибиряками, привычными к холодам. И в Ленинграде сибиряки – правда, уже четырехлапые, – не подвели. «Наше дело правое! Враг будет разбит, победа будет за нами!», – заявили собранные в Ленинграде кошки. И очистили город от крыс. Кто-то утверждает, что это легенда – мол, нет документальных подтверждений тому, что кошки доставлялись в Ленинград. Кто-то резонно возражает: а откуда же тогда после блокады в городе были кошки, ведь их съели! А кто-то просто верит: да, все правда; да, кошки в Ленинграде действительно сражались с крысами и победили! |