Наверх
Ленка, 45 - 6 октября 2011 13:14
Все
Отредактировано:06.10.11 15:11
— Правильно, Демидов! — обрадованно, с облегчением, как показалось Павлу, произнес Агафонов. — И еще, должно быть, ты верно сказал: это для меня задача — обнаружить в себе человека. Тут ты корень какой-то глубокий задел. — Не задача, а ползадачи уже, — улыбнулся Агафонов. — Нет, обманываешься, — упрямо повторил Демидов. — Что ум рассудит, то еще сердце пронять должно. А это — задача. Нет, я не смогла бы с тобой. — Почему? Противный шибко стал? Не противней вроде твоего Денисия. — Не в том дело. С лица воду не пить. — Почему ж тогда? — Ты ж, я чую, запретил бы мне… работать в торговле. — А зачем? — усмехнулся он. — Работа для людей нужная. — Ну — не позволил бы… этого… ничего такого. — Воровать? — подсказал ей Демидов. — Фу, какое слово! — Обыкновенное. Воровка ведь ты. — Ты?! — Она тяжело и гневно задышала. — Ты так понимаешь жизнь, а я — этак. Жить надо умеючи, как… как… Она совсем задохнулась, и Демидов опять подсказал ей: — Как Денисий научил тебя? — Да, научил! — истерично выкрикнула она. — Он, Денис, не в облаках летает, на грешной земле живет. Он — цепкий, не проворонит, что мимо рта пролетает… Он такой, я это еще тогда почувствовала, когда женихались мы с тобой. Он человек жесткий, да… Рука у него тяжелая, да — мужик! Он на что угодно пойдет, лишь бы место половчее… потеплее под солнышком отвоевать. А ты — что такое? Всю жизнь так в тайге и проживешь. Если бы принял ты меня, говоришь? А жить на что бы стали? На твою лесниковую зарплату? Смех один, а не деньги. По миру пойти — больше собрать можно за день… Она говорила еще долго, он слушал, покачивая иногда головой, будто соглашался. Потом взял ружье и зачем-го отстегнул от него широкий, тяжелый, залоснившийся от грязи и от пота ремень. — Ты что? — сразу спросила она, умолкнув на полуслове. Брови ее изогнулись и поползли кверху, обещая вот-вот разломиться. — Он и на это, значит, пошел, чтоб спокойствие на земле обеспечить себе? — Да, и на это! — будто даже гордясь, выкрикнула она. — И я, по рассуждению, поняла — а что ему остается, коли никак иначе не избавиться от тебя? Не травить же, в самом деле, мышьяком. Была нужда в тюрьме за тебя гнить. Животина ты противная! Исподнюю-то рубаху скидывать, что ли? Глаза ее горели теперь каким-то бешенством, неуемной злобой. — Исподню не надо, — сказал он и, не вставая, вытянул ее ремнем по плечу. — Вот ты говорил недавно: ни бабы,ни человека с меня не выросло. Так оно и есть.., Я бы другая вышла, может, не попадись мне на пути Денис. Да что теперь! Ты, а вместе с тобой и та, другая жизнь, которая у меня могла быть, стороной прошли. — Да, уж теперь-то что, — согласился с ней Павел Демидов. — Отчего он бесится особенно — не может постичь, как это ты простил его. Когда спас от гибели — он думал: на деньги большие наконец-то позарился. Ага, говорит, люди все одинаковые! Сейчас ему не денег пропавших жалко, а то, что себе ты их не взял… Без выгоды, значит, рисковал тогда собой, без выгоды спас и до конца не оставил злости, простил. Почему, стонет, почему? — Это все обыкновенно понять, Мария, — сказал Демидов. — Не могу я больше с ненавистью в душе жить. Тяжко стало. Отдохнуть захотелось. Женщина глядела на него теперь удивленно: — Непонятно. И мне непонятно… Он тебе жизнь изломал, все перековеркал. Он и я… А ты прощаешь… — Ну да, прощаю! — вдруг начал сердиться Демидов. — Но только он отчего мучается-то? Отчего его жар сжигает? Он, я соображаю, понимать начал — не передо мной он только виноват, а перед всеми людьми, перед землей, на которой живет… Свое я ему прощаю, а люди не простят никогда! Ни ему, ни тебе. Потому что если прощать будут таким… и за такое — что же на земле будет? Мария посидела еще, обдумывая его слова, встала, медленно пошла к дверям. Там остановилась, опять прижалась спиной к косяку. — Вот зачем я приходила? — произнесла она негромко, измученным голосом. Потом долго терла обеими руками щеки. Уронила руки, вытянулась сильно и туго. Щеки ее были теперь такие же белые, как стенка, возле которой она стояла, глаза блестели нездоровым блеском. — Я вот что, Павел, приходила — не надо, не надо было тебе его из полыньи вытаскивать… Так лучше было бы… И для него и для меня… — Эвон что! А ты поняла б меня, коли я не вытащил? Мог, а вот не захотел… — А кто узнал бы? Один на один вы были… — Да-а… А сам-то бы я забыл, что ли, об этом? Взял бы да и забыл? Мария стояла все так же, сильно вытянувшись, будто прибитая к стенке. Она долго пыталась поймать смысл его последних слов, а может, смысл всего разговора. И вдруг, заломив руки, вскричала: — Господи! Счастье-то какое мимо меня прошло! И с этим криком выбежала на улицу.
Добавить комментарий
Комментарии: 0
|