Наверх
Сергей, 60 - 1 апреля 2011 23:04Отредактировано:02.04.11 06:52
У женщины были черные волосы и очень белая кожа. И ярко-алое кримпленовое платье без рукавов (кажется, похожее было в конце 70-х годов у моей матери). Я не могла оторвать от посетительницы глаз и почти не обращала внимания на ее ребенка — худенький мальчик лет семи-восьми в углу тихо рассаживал плюшевых зверюшек в вагоны игрушечного паровоза. За окном стояла зима. — Простите, вам не холодно? — не удержалась я. — Нет, — улыбнулась женщина. — Я поваром работаю. Смена по 12 часов. Там возле плиты так нагреешься, что после и охолодеть не успеваешь. — Понятно, — кивнула я. — Что привело вас ко мне? Как вас зовут? — Да вот его учительница из школы гонит, — женщина мотнула треугольным подбородком в сторону сына. — Говорит, что он дефективный. А меня Ритой кличут. — Так. Где ваша медицинская карточка? — прежде всего меня интересовали ранние вердикты невропатолога. Была ли родовая травма? Как шло развитие? — Да у нас вот, — Рита показала мне жалкий листок с одним подклеенным анализом. — Мы ж без прописки тут. За деньги все. И в школу его с трудом устроили, не хотели брать. Если погонят, тогда как же? Я представила себе, как она в своем пожарном (явно выходном) платье приходит к директору школы и со специфическим произношением (какой-то диалект из средней России?) просит взять в школу нигде не прописанного сына. Но, может быть, мальчик и вправду отстает в развитии? Я хороший интуитивный диагност, слабоумия у ребенка, за игрой которого наблюдаю уже с четверть часа, не вижу, но ведь здесь вполне может быть темповая задержка или, что еще более вероятно, педагогическая запущенность. — Расскажите все с самого начала, — попросила я. — Состав семьи. Чем болел Миша из серьезных заболеваний? Не было ли травм головы? — Мы с мужем тут. Он тоже поваром работает. А Миша ничем не болел, — сказала Рита. — Не глядите, что на вид хлипкий. И головкой не ударялся. Он вообще не хулиганистый, тихий, сидит все, книжки читает. — Сам читает? — удивилась я. Заглянув в карточку, я уже знала, что Мише восемь лет. — Да, сам, — кивнула Рита. — Книжки из библиотеки берем. Каждую неделю ходим. Иногда ему не хватает. — Мишенька, а какие книги ты особенно любишь читать? — спросила я. — Сказки? Приключения? — Про природу, — тихо ответил Миша. — А! Про животных? — догадалась я. — Бианки читал, да? — Мне больше всех Пришвин нравится. — При... Пришвин?! — запнулась я и глупо спросила: А почему? — Утешно очень, — ответил Миша. — Про красоту. Та-а-ак. И этого, читающего Пришвина во втором классе ребенка записали в дефективные? Я разозлилась. Быстренько протестировала Мишу обычной батареей тестов. Память слабенькая, но в норме, общая информированность даже хорошая, концентрация внимания снижена. И удивительная, какая-то напевная речь и мягкость оценок. Рассказ о родной деревне: «Соловьи — деревня наша. На реке стоит, на двух берегах, как большие ворота...» — Какое красивое название! — заметила я. — А воздух какой вкусный! — с энтузиазмом подхватил Миша. — А река! А гроза в полях! Загляденье просто — краше мест во всем свете нету! А по весне и вправду соловьи в сиренях поют-заливаются — их там много-премного. «Соловьи в сиренях» — офигеть можно! В голове вертелись строчки из Гумилева: «...некрасив и тонок, / Полюбивший только сумрак рощ, / Лист опавший, колдовской ребенок, / Словом останавливавший дождь». — Что учительница-то говорит? — Буквы пропускает. Задачки, как оформить, не понимает, — честно вспоминала Рита. — В основном: что он вечно витает где-то, ее не слышит. «А ты скажи что-нибудь, что этому ребенку, тянущемуся к утешности и красоте, было бы интересно!» — злобно подумала я в адрес учительницы. — Откуда вы здесь вообще взялись? – спросила я. – Без прописки и поварами? — Муж в другом месте работает: я на смене, он с Мишкой дома, в школу его, поесть готовит, и все. Потом наоборот. Из деревни мы оба, там и училище закончили. — Отчего же уехали? — Дак мы же не насовсем. Деньги нужны — дом новый в деревне построить. В Питере заработать быстрее. Старый-то дом, что от моих бабки с дедом остался, совсем в землю ушел, нельзя в нем жить. А мы хотим большой дом, светлый и чтобы с верандой и перед окнами цветник. Пруд расчистим. Детей еще родим, Мишка маленьких любит, просит все время братика и сестричку. Я словно наяву увидела этот светлый, еще пахнущий смолой дом, полный детей, выбегающих на лужайку перед домом, играющих среди цветов или в тени на берегу пруда. Глаза защипало от сентиментального умиления. Потом расчетливо прикинула. Постройка дома в довольно глухой, судя по всему, деревне, да еще с применением своих собственных сил, не должна встать особенно дорого. — Обязательно построите! — воскликнула я. — Беда у нас, — нахмурилась Рита. Словно облачко набежало на белое лицо. — Деревня на двух берегах. На другом от нас — дорога с автобусом, садик, школа, все. Два года тому назад мост паводком снесло. Нового даже не обещают, колхоз развалился, денег нет. Летом на лодке можно, зимой по льду. А вот весной и осенью никак. — Ну так построите дом в другой половине деревни. Или вообще где-нибудь в райцентре, чтобы детям... — Не, этого мы никак не можем, — спокойно сказала Рита. — Там же земля наша, родина. Она к себе манит. Там пруд с березкой, которую моя мамочка сажала, дедули с бабулей могилка на взгорке, там все. Вы понять можете? — Могу, — твердо сказала я. — Я ленинградка-петербурженка в восьмом поколении, мне почти везде в мире нравится, но после двух недель отсутствия всегда хочется домой. (продолжение в комментах)
Добавить комментарий
Комментарии: 8
Спасибо, Сергей! С огромным удовольствием прочла. Про корни забывать нельзя...
Показать ответы (3)
— Хорошо, — сказала она. — А то многие над нами смеются. А вы с ним-то еще поговорите? Про деревню он хоть сто часов подряд готов, а вот наказ дадите? Чтобы он учительницу в школе слушал?
Показать ответы (3)
Сказать честно, мне не хотелось давать Мише никаких наказов. Чтобы успокоить Риту, я что-то такое пробубнила и даже дала одно упражнение на развитие концентрации внимания. Потом решительно сказала: — Я вашей учительнице письмо напишу. Свое заключение про Мишу. Запечатанное. Такой порядок. Вы передадите. — Конечно, конечно, — закивала Рита. Я написала, что Миша ужасно талантливый, что он читает книги, говорит, чувствует и мыслит, опережая возраст, что главное — это внимательно к нему присмотреться и тогда... Я сослалась на все свои регалии и чуть ли не на печатные работы. Я заляпала письмо всеми печатями, которые нашла в родной поликлинике и едва удержалась, чтобы в конце не шлепнуть «я/глист не обнаружены». Я хорошо помнила соответствующие работы психологов. Учительница должна была впечатлиться. — Придете ко мне через два месяца, — сказала я. — Если не поможет, раньше. Они пришли. И удивленно сказали, что все наладилось. Учительница теперь Мишу почти всегда хвалит, часто вызывает рассказывать и ставит другим в пример, а задачки задает на дом. — Возьмите Мише в библиотеке стихи Гумилева, — не удержалась я. — Ему должно понравиться. «Далеко, далеко на озере Чад изысканный ходит жираф...» — Мне больше другое нравится, — сказал Миша и прорычал, не убирая с лица лукавой улыбки: «... Или бунт на бор-рту обнар-ружив, из-за пояса р-рвет пистолет, так что сыплется золото с кр-ружев р-розоватых бр-рабантских манжет!» — Ур-ра! — тихо сказала я. Это было в перестройку, много лет назад. Но и сейчас я иногда вспоминаю их и думаю: вернулись ли все они в деревню Соловьи? Построили ли дом с цветником и березой? Каким вырос «колдовской ребенок» Миша? И наконец: восстановили ли снесенный паводком мост через реку, соединяя две, так долго разделенные, стороны? (с) Катерина Мурашова |